Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 155

155

Поистине нововведением Кнута стали дружинники. Команды сорока кораблей, оставшихся в подчинении Торкеля, состояли из самых храбрых, самых родовитых, самых верных, самых приближенных ко двору. Из этой, связанной присягой, ватаги и набирались телохранители самого короля и его личные слуги. Они слепо выполняли малейший приказ короля, но одновременно и сам король считался членом общей команды, он тоже подчинялся «дружинным» законам и порядкам, если говорить о дружине in corpore: не в том смысле, что дружинники становились государством в государстве, а в том, что при решении о наказании отдельно взятого дружинника король отдавал свое право всей дружине, она решала наказать или помиловать, король же лишь соглашался с их решением, каково бы оно ни было.

В зависимости от необходимости, количество дружинников, служивших при дворе Кнута, могло меняться от ста до нескольких тысяч. Правда, все они несли службу по очереди: через определенное время каждый дружинник возвращался на прежнее место службы. Так обеспечивался единый опыт для всех и, в отличии от прежних времен, не создавалось придворных группировок. Порядок этот в лучшую сторону отличался от того, который практиковался при Этельреде, когда фавориты короля могли появляться и исчезать, когда угодно, добиваясь привилегий за чужой счет. Эмма помнила еще те времена, когда по то и дело меняющемуся капризу короля самые крупные придворные либо отдалялись от двора, либо вовсе изгонялись.

Теперь все были на местах и слушались королевских приказов. Теперь стало возможно восстановление придворной жизни, достойной своего названия, во всем ее блеске и цвете.

Не менее важно было и то, что Кнут вновь нанял «мудреца», или «тюле». Их уже давно не бывало при дворе, разве что только случайно. Удивленным чужеземцам Эмма объясняла: слово это означает «арфист»: тюле должен владеть не только арфой и другими музыкальными инструментами, но и быть сведущим в истории государства и уметь поведать ее гостям королевского двора.

Но, пожалуй, особо примечательно было то, что королю захотелось возродить к жизни придворного поэта — барда, как Кнут предпочитал называть его. Покуда ему не удалось найти достойного, он довольствовался заезжими трубадурами.

Эмме же хотелось соревнования между «тюле» и «бардом», но она боялась, не окажется ли такой поединок подобием петушиного боя. Ей очень хотелось, чтобы барды оказались иной породы, нежели исландские скальды, жившие при дворе Этельреда. С отвращением вспоминала она напыщенную похвалу Гунлауга Змеиного Языка «великому и мудрому» королю Этельреду!

* * *

В мае 1018 года Эмма родила сына. При крещении он получил имя Хардекнут; это имя носил отец Горма Старого, дед Харальда Синезубого и прапрадед короля Кнута.

Эмма питала огромную надежду, что к ней в Винчестер приедет ее мать, чтобы вместе порадоваться, но та не смогла — очень сильно заболела невестка Эммы, герцогиня Юдит, и вскоре умерла.

А потом, словно в этом году мало было печалей, привалило еще одно известие: к праотцам отправился конунг Дании, Харальд. Весть эта была неожиданной, ведь Харальд был совсем молодым человеком.

— Если ничего не произойдет, — сказал Кнут Эмме, — ты — не только королева Англии, но и королева Дании и Норвегии, да еще и некоторых областей Швеции и стран к югу от Балтийского моря. Хотя…

Он мог бы добавить Уэльс, ведь короли этой страны совсем недавно признали власть короля Кнута, желая получить от него защиту от норвежских викингов. Неожиданная, но короткая война разыгралась и у границ с Шотландией; последствием ее стало то, что граница между Англией и Шотландией пролегла по реке Твид.

Кнуту пришлось вернуться в Данию, чтобы быть провозглашенным королем и здесь. Хоть соперника у него нет, никогда нельзя быть ни в чем уверенным заранее. Ведь вот и в Норвегии начались неурядицы…

Когда ярл Эрик уехал с Кнутом в Англию, Олав сын Харальда попытался создать себе королевство в южной Норвегии; резиденция ярлов Ладе находилась в Трондхейме, и после отъезда Эрика их власть должна была ослабнуть, ведь и Эрик, и его брат Свейн признали власть Дании. И Олав рассчитал правильно: норвежцы охотнее согласились иметь королем его, нежели братьев — датских прихвостней, хоть они и были норвежцами по крови.

Так, туда и сюда, прокатывалась война волнами, пока не умер Свейн.

Его сын Хакон не побоялся дружинников Олава, но проиграл битву и сбежал в Англию.

Олав стал теперь королем Норвегии. Кнут был вынужден решать, воевать ли с Олавом или позволить ему самому выкопать себе могилу. Кнут слышал о том, что грозовым ливнем прокатился Олав по Норвегии, стремясь окрестить ее жестоковыйных язычников, а их было много и воистину жестоковыйных. А теперь ему снова нужны время и силы. Слепо влюбившись в Нормандию, Олав захотел превратить Норвегию в ее подобие во всем, хотя Руану потребовались на это не одна сотня лет.

Эмма опасалась желать удачи Олаву, но в то же время надеялась, что переданная ею Олаву реликвия поможет ему в крещении Норвегии. Она беседовала с Олавом в Руане и привязалась к нему, даже стала его крестной матерью. Эмме было жаль, что ее супругу и ее крестнику пришлось стать врагами.

Право же, мир не был столь длительным, как хотелось Эмме и всем остальным, включая и короля Кнута. Кнут меньше всех хотел раздора между северными странами. Но к вящему несчастью, Олав, женившись на Астрид дочери Олава Шведского, вошел в шведский королевский дом. Начнись теперь распря за Норвегию, Швеция тоже может оказаться среди противников Кнута.

155