Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 208

208

Тем самым разговорам об английском престолонаследии был положен конец. Эдвард должен был гореть большим желанием отомстить за своего брата, но… Эмма опять написала Хардекнуту: во всяком случае, он же может приехать навестить ее?

В конце концов Кнютте ответил, что, пожалуй, мог бы приехать к ней. Есть надежда на мирное разрешение распри между ним и Магнусом Норвежским. Решение должно было заключаться в том, что оба признают право друг друга на престол. Норвегия отойдет к Магнусу, а Дания — к Хардекнуту, но если кто-нибудь из них умрет, оставшийся в живых будет первым претендентом на освободившуюся корону. Хотя все еще не было ясно, довольствуется ли этим Магнус.

О таком «разрешении» Эмма слышала и раньше. Говорят, что подобное соглашение заключали Кнут и Эдмунд Железнобокий, и тотчас после этого Эдмунд скоропостижно скончался. Кнут никогда не хотел затрагивать эту тему, а Торкель только и сказал, что слышал слухи, будто Эадрик Стреона взял ответственность за это на себя от имени Кнута, но наверняка Торкель не знал. Как бы там ни было, Кнютте тоже может умереть такой случайной смертью, если пойдет на подобное соглашение с норвежцем…

А тем временем Харальд прочно сидел в английском седле, а Кнютте слишком мешкал в Дании. Впрочем, прочность седла была относительной: против Харальда были шотландцы и уэльсцы, что несказанно радовало Эмму. Во времена Кнута они не осмеливались кусать английского медведя. Что бы Харальд и его матушка ни делали для восстановления мира, этого оказывалось недостаточно. Говорили, что Харальд почти все время охотится, за что его и прозвали Заячьей Лапой.

Иногда Эмма слышала о Стиганде, как-то раз он приезжал к ней. Но Стиганд должен был думать о своей карьере и старался не напоминать королю Харальду о своей должности королевского капеллана. Он по-прежнему оставался королевским чиновником, но стать епископом в Эльмхэме ему не удалось.

Подумать только, Альфива и Харальд начали продавать церковные должности. Церковь смотрела на это неодобрительно и называла симонией. Этого нельзя было представить во времена Кнута. Но теперь такая торговля шла вовсю, с пользой для королевской казны. Священник Стиганд попросил Эмму дать ему в долг, чтобы купить Эльмхэм. Эмма это не одобрила, но отказать ему не смогла. Она так хотела, чтобы он стал епископом — теперь, когда в Англии царят такие порядки, иначе сказать — полный беспорядок… Так что Стиганд смог доставить королю Харальду требуемую сумму. Но выяснилось, что какой-то датчанин заплатил больше него и получил Эльмхэм от Альфивы!

Не помогло и то, что Стиганд показал королевское письмо о его назначении на определенных условиях: датчанин, которого звали Гримкетиль, тоже мог показать письмо. И этот бой закончился, как обычно заканчиваются подобные бои: ни тот, ни другой Эльмхэма не получил.

С печалью восприняла Эмма известие о том, что ее старый друг и союзник архиепископ Этельнот Кентерберийский безвременно ушел из жизни. Харальд назначил его преемником Эдсиге, бывшего капеллана короля Кнута и викария архиепископа. Эмма с напряжением ждала, что же Эдсиге решит делать с так и не состоявшейся коронацией? Эдсиге отказался и упрямо продолжал отказываться короновать Харальда сына Альфивы. По словам Стиганда, он объяснял это тем, что сначала должен получить от папы омофор, а потом уже венчать королей на царство…

Когда Эмма спросила, почему архиепископ Йоркский не венчал Харальда — он же был человеком Харальда — Стиганд ответил, что, очевидно, Харальд согласен только на то, чтобы его короновал высший архиепископ.

— А, может быть, Харальд не придает значения всем этим венчаниям, — сказал Стиганд, — и не хочет заискивать ни перед каким епископом. Харальд предпочитает охотиться, а не ходить в церковь. Так что сейчас отношения между Церковью и Харальдом немного прохладные.

— И англичане хотят, чтобы этот язычник был их королем! — вздохнула Эмма.

— Да, он не исповедовался с тех пор, как убил Альфреда. Сомневаюсь, что он осмелиться. Вряд ли кто-нибудь из нас, королевских капелланов, сможет вот так просто отпустить ему грехи, если он станет исповедоваться. Можешь быть уверена, что это злодеяние не забудут в Англии, каким бы ни было царствование Харальда.

— К сожалению, память об этом не вернет Альфреду жизнь.

— Но это может помочь Хардекнуту, если такой день настанет!

* * *

Когда Эмма вернулась в Руан, ее ждало письмо от Гуннхильд. Гуннхильд скучала по матери и спрашивала, почему та не приезжает — ведь Эмма еще не видела Беатрисы.

Гуннхильд писала, что понимает, в какой печали пребывает ее мать, и хотела бы напомнить, что и немецкий двор может предложить ей кров! Разве Гуннхильд не ясно, подумала Эмма с досадой, что ее мать должна находиться рядом с Англией и Данией? Она еще не перестала надеяться, что Бог совершит чудо и поможет Кнютте.

Дальше письмо Гуннхильд вдруг стало интересным.

«Может ли матушка представить себе, — писала дочь, — что со мной произошло своего рода чудо. Красивый ларец, который я получила от госпожи матушки, стоял запертым без употребления несколько лет, с тех пор как я вышла замуж. Но вот я хотела показать его, и из ларца вылетела бабочка! Серебристо-синяя! Я не понимаю, как она могла столько прожить в ларце. К сожалению, бабочка вылетела в окно, а она бы могла остаться жить в своем красивом жилище!»

Эмма отложила письмо. Подумать только, целую вечность она не видела бабочку короля Артура… А остался ли у нее вообще «дар»? Но сейчас лучше не проверять.

208