Мы высадились то ли во Фрисландии, то ли во Фландрии и зазимовали там. Наверно, надеялись собраться с силами и возобновить торговлю. Однако отец пал духом. Потери, невезение и неудачи обескуражили его. Он перестал заниматься торговлей и не мог обзавестись крестьянским хозяйством. Чтобы добывать пропитание, мы стали воровать и грабить. К весне я подрос и вышел из пеленок. Мне оказывали доверие: иной раз поручали украсть яйца или пролезть в такую тесную каморку, куда ни одному взрослому не удалось бы забраться. Порою мы умирали от голода, иногда наши столы ломились от снеди и вин, и мы пировали по-королевски. Удача, как известно, переменчива и капризна; промысел наш не был надежным и прибыльным.
Однако не утомил ли я вас своим пустословием? Постараюсь не отвлекаться и избегать излишних подробностей. Итак, в конце концов, отец продал почти все уцелевшие корабли и с двумя последними пошел под начало к какому-то викингу, — они встретились в стычке под Валландом. Все вместе мы поплыли вверх по Сене. Там я впервые в жизни поджег дом. И пошла потеха! Потом веселье поутихло, главаря то ли убили, то ли взяли в плен. Отец снова остался один. Мы продолжали плыть вдоль берегов Западной Франкии и Бретани и добрались, наконец, до места под названием Нуармотье, острова напротив устья реки Лауры. Северяне бывали там и раньше. Всех и все, что находилось на этом кусочке земли, они сокрушали, истребляли, преследовали и загоняли так далеко, как только хотели. И не было для них ничего запретного.
Вскоре мы разыскали еще один отряд северян. С новыми викингами отец то и дело отправлялся в набеги и постоянно был занят. Но все-таки в Нуармотье он успел привести к нам в каюту какую-то, как мне показалось, отвратительную женщину. Я презирал отца за то, что он забыл и предал мою покойную мать, и люто возненавидел новоиспеченную мачеху. Как выяснилось, наша недолгая общая жизнь ни ей, ни мне не принесла радости. Ей удавалось видеть меня лишь во время еды и иногда по ночам. Хотя ночью мне особенно сильно хотелось улизнуть, потому что они с отцом ничуть не стыдились и распутничали прямо у меня на глазах. В походы меня не брали. Я был предоставлен самому себе и вместе с такими же малолетними головорезами валял дурака, безобразничал и бесился.
Снова пришла весна. Корабли снарядили в дальний поход на юг. Не считаясь с советами и предостережениями, викинги нацелились на Средиземное море. Отец и его люди обеспечивали охрану и сопровождение. Чтобы я не путался под ногами, меня хотели оставить на берегу с гулящими женщинами, которые должны были ждать возвращения воинов и моряков. Я не соглашался, просил взять меня на корабль, умолял, плакал, а потом, перед самым отплытием, спрятался на борту. Меня, разумеется, как следует выпороли, когда нашли. Но возвратиться или высадить меня где попало они не могли. Так я и проплыл с ними вокруг Испании и через Ньервасунд. Для меня путешествие закончилось сразу за дельтой реки Роны, и отца своего после этого я никогда больше не видел.
Если бы кто-нибудь в тот далекий, давно минувший день сказал мне, что через несколько лет я стану грамотеем, приму христианство, получу сан епископа да к тому же буду доживать свои последние дни в Руане, я бы, разумеется, принял того человека за сумасшедшего. Впрочем, это не столь важно. Мои переживания — дело десятое. Не обо мне, — о войнах и любви, о вождях и пленницах, и о невероятных переплетениях человеческих судеб мой рассказ.
Однажды ранним майским утром, перед самым восходом солнца Полу разбудили похожие на петушиные крики пронзительные звуки рожков. «Часовые сильно напуганы», — подумала она. Тотчас же кто-то пробежал под окнами. Послышались неистовые крики: «Норманны! Норманны!» Норманнами, то есть «северными людьми», во Франции называли викингов.
Пола выскочила из своей спальни в одной тунике на голое тело и со всех ног кинулась к городской стене. Взбежала и остановилась, раскрыв рот, с трудом переводя дыхание. Ветра не было. По спокойной глади тихой реки Ор летели корабли со свернутыми парусами. Норманны быстрее, чем лошади, волокли шняки против течения. В соборе ударили в набат, а норманны уже снимали с фальшбортов красные щиты, и невидимые гребцы выставили весла, чтобы затормозить и не проскочить пристань города Бауэкса. В порту столпилось не меньше двенадцати кораблей, как успела сосчитать Пола. У нее внутри все оборвалось. В свои шестнадцать лет она хорошо помнила постоянные разговоры про молниеносные налеты викингов. Теперь все происходило у нее на глазах.
Зрелище не только устрашающее, но и прелестное, живописное. В косых лучах утреннего солнца красуются легкие, изящные корабли, по сходням стремительно сбегают воины, сверкают бесчисленные клинки и шлемы. Пола почувствовала, как по всему ее телу выступили капельки пота, глубоко вздохнула и сказала вслух:
— Наконец-то!
Наконец начался тот штурм, к которому так долго готовились. Норманны нагрянули внезапно, без предупреждения, так же, как и в прошлый раз, и в позапрошлый…
А может быть, ей изменяет память? Или она была слишком мала? Возможно, тогда ее просто не было в Бауэксе. Она так часто слышала страшные рассказы, что ей стало казаться, будто она сама когда-то пережила этот кошмар. Вот берег уже кишит норманнами. С громкими криками чужеземцы врываются в дома и вылетают оттуда с охапками награбленного. Потом они вытаскивают хозяев, тех, кто не успел укрыться за стенами монастыря. Многие лежат, не шелохнувшись, и кровь окрашивает землю вокруг. Они сделали попытку защитить свое: достоинство женщин или имущество. Убитые — в основном, мужчины. Женщин сгоняют вниз, к пристани, где их сортируют. Старых — побоку, молодых и дородных — на борт. Маленьких детей, которые прижимаются к матерям и ни за что не хотят отцепиться, бьют топором по голове. Они погибают под общие рыдания и стоны. «Так было, и так снова будет сегодня», — думает Пола…