Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 185

185

— Да неужели?

— … и даже отдал ему свою кровную сестру в жены! Мало того, что он корчит из себя «делателя королей» и потихоньку строит куры моей королеве, так может быть, вы сговорились с ним и насчет Свейна? — Кнут остановился и потряс палкой перед носом у Эммы. — А я-то ждал от тебя благодарности за мое уважение к сединам Торкеля. Но ты превзошла самое себя: только ты додумаешься отправиться к Альфиве и тем самым наказать меня.

Который Свейн? Чем связан со всем этим сынишка Эстрид и Ульфа? И почему речь зашла о Торкеле?

— Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.

— Зачем вам надо было отбирать у Торкеля моего сына Свейна и присылать его сюда в Англию? — гаркнул король. — Именно сейчас, когда ему удалось немного воспитать эту каналью?

— Успокойся и не кричи, — стала умолять его Эмма. — Вон люди поворачиваются и усмехаются. Подожди, по крайней мере, пока мы вернемся домой…

— Ты сама должна была бы поступить так — а ты набросилась на меня совершенно неожиданно.

Он двинулся быстрым шагом и тут же оказался далеко впереди нее, Эмма, как могла, засеменила следом, ведь ей мешали юбки, но успокоить свое любопытство так и не смогла, пока они не вошли в дом. История с Торкелем совсем нова для нее, вот же проклятый лжец этот Ульф!

— Кнут, подожди, — выдохнула она, — о Свейне ты, должно быть, знал довольно давно, так чего же ты злишься — сейчас?

Он ничего не ответил и чуть было не разбил себе голову о ворота, которые сторож не успел раскрыть вовремя. А потом влетел к себе в покои, а она вслед за ним.

— Потому что я только сейчас увидел, в чем дело, — шипел он. — Я ведь поверил словам Ульфа о том, что Торкель устал возиться со Свейном и собрался податься в Гардарики. А теперь вижу, что все было заварено вами обоими, Ульфом и тобой.

Эмма выдвинула скамеечку и села прямо перед королем. Убрав со стола восковые дощечки и стилосы, она прочно уперлась локтями в столешницу.

— Кнут, я ведь не имею обыкновения лгать тебе…

— Ха!

— … я могу немного обмануть тебя, конечно, но я всегда говорю правду, даже если она обернется против меня; ты должен согласиться с этим, не так ли?

— Когда ты находишь, что игра закончена, да, — тогда ты достаточно умна, чтобы первой оказаться «правдивой». — Король схватил дощечку и принялся царапать на ней.

— И все же я верю; ты знаешь меня довольно хорошо и знаешь также, что я не лгу, когда говорю: о Свейне сыне Альфивы я не имела ни малейшего понятия. Я спрашивала Ульфа, почему Торкель не был на тинге, и он ответил, что ему казалось, будто Торкель был в то время в Новгороде. Я согласна, что в тот момент у меня не было и мысли о судьбе Свейна. Так что я не могу утверждать, что Ульф лгал мне, я вынуждена лишь признаться, что ничего не спрашивала о твоем побочном сыне и что Ульф тоже ничего не говорил о нем.

— Но все знают, как ты любишь Альфиву и моих сыновей от нее, — сыронизировал король, — так что нет ничего удивительного, что никто не решается напомнить тебе… Значит, я должен поверить, что ты никак не связана с затеями Ульфа?

— Ты должен верить, потому что это правда. Я бы никогда не стала помогать вредить Торкелю…

— В этом я верю тебе.

— … ведь я знаю его настолько, что убеждена — он не стал бы добровольно снимать с себя ответственность, если бы не был уверен, что это происходит по твоему приказу. А Торкель знает меня достаточно хорошо, чтобы не передавать твоего незаконного сына в мои руки.

— Но у тебя же оказалось письмо от меня — с печатью и со всем остальным, — поддел ее Кнут.

— Кнут, узнай, что случилось с Торкелем, — попросила она. — Мне кажется, там что-то неладно. Да будет проклят тот день, когда я доверилась Ульфу Торгильссону!

— Аминь, — добавил король. — Вот и еще одно восковое свидетельство о нашем времени.

И пошел поток гневных писем короля Кнута Ульфу ярлу, изредка прерываемый то смиренным, то жестким ответом последнего. Кнут довольно быстро узнал о случившемся с Торкелем и еще раз пообещал отрезать Ульфу уши, как только приедет в Данию.

Но о дальнейшей судьбе Торкеля Кнуту тоже ничего не удалось разузнать. Казалось, никто на всем Севере не знает ничего, кроме все того же: Торкель исчез из Ледде, взяв с собой лишь один корабль, да и тот без команды.

И вот новое, вернее, обновленное послание Ульфу: за это Кнут ему точно уши отрежет; да, Ульфа действительно сочли виновным в исчезновении Торкеля.

Что же до избрания короля, то Ульф обвинил во всем Эмму, мол, она обманула его. В то же время напомнив Его Величеству о том, что сам Кнут сказал перед тем, как Ульф оставил Англию.

Бесцеремонное требование короля вернуться в Англию, ярл смиренно отклонил. Уж лучше ему подождать, когда утихнет гнев его царственного шурина, поскольку ему хотелось бы сохранить свои уши. Но более важной причиной отказа приехать стало то обстоятельство, что шведский конунг в союзе с норвежским занялись грабежом на датской земле, и Ульфу приходится противостоять им.

Кнут знал: последнее — правда. Его наблюдатели могли рассказать о крупных скоплениях шведских и норвежских воинов. И цель у них могла быть лишь одна.

Пока был жив Олав Шведский, Кнут питал надежду, что родственные связи и набожность шведского конунга воспрепятствую постоянному союзу между Швецией и Норвегией. Но сейчас Олав отправился к праотцам. Его место занял Энунд Якоб, явно хороший друг своему норвежскому свояку. Надежды Кнута, что Олав Харальдссон обломает себе рога, что-то не осуществлялись. Во всяком случае, время тянулось слишком медленно — или слишком быстро, смотря для кого. Не может же Кнут терпеть целую вечность, что им унаследованная Норвегия находится в незаконном владении.

185