Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 142

142

На севере королевства уже правил ярл Эрик, и он там остался. К тому же он был женат на сестре короля Кнута Гюте. Эадрик Стреона, к удивлению многих, получил в удел Мерсию. Торкель Высокий был назначен ярлом Восточной Англии, тогда как сам король правил в Уэссексе, включая Лондон.

То, что Эадрик стал «одним из четырех», снова возродило слухи о его причастности к столь своевременной кончине Эдмунда Железнобокого. Эадрик и не пытался опровергать их. После предательства на поле боя в Ашингдоне, а затем посреднической поездки в лагерь Эдмунда, он слыл теперь благодетелем короля Кнута. Он и раньше управлял Мерсией в качестве королевского ставленника, так что было в порядке вещей, что Кнут назначил «королевского сподвижника» одним из четырех самых могущественных людей своего окружения.

* * *

Среди гостей, прибывших к королю Кнуту в Лондон на Рождество, были также и те, кто присутствовал на его коронации. Король Харальд Датский посетовал на нездоровье и прислал вместо себя свою сестру Эстрид. Она была на несколько лет моложе Кнута и радовалась возможности встретиться с Гютой, сестрой короля и женой ярла Эрика.

От руанского двора прибыл Роберт, второй сын герцога Ричарда. Конунг Олав Шведский, который считался родственником Кнута благодаря королеве Сигрид Гордой, выслал одного из своих приближенных, датского происхождения, с богатыми дарами. Тот звался Ульф Торгильссон. Он был братом Эйлифа, старого соратника Торкеля Высокого. В Швеции Ульф был судьей над Вестергетландом.

На пиру и Роберт, и Ульф бросали томные взгляды на Эстрид и ревнивые — друг на друга. Кнут отметил это. Но не более того, и ничего в тот раз не было сказано.

Роберт уехал с другими гостями, обязавшись передать приветы своей тетке Эмме, — как от короля, так и от Торкеля. Ульф же еще оставался, и в один день король позвал его к себе.

— Я должен немного выдать себя, — начал король. — Мог бы ты оказать мне услугу, Ульф?

— Когда короли задают такой вопрос, это всегда означает, что они сами хотели бы избежать некоего дела, — засмеялся Ульф.

— Когда короли спрашивают об этом, не следует смеяться над ними, — ответил Кнут серьезно.

Ульф тут же сделался серьезным. Ему было просто нелегко поверить, что этот юноша в двадцать один год внезапно превратился в могущественного короля.

— Изволь. Я только хочу напомнить, что служу шведскому королю, так что может случиться, что и конунг Олав захочет сказать свое слово.

— А я и хочу того, чтобы король Олав тоже высказался, — ответил Кнут. — Дело в том, что Эдмунд, тот, который с железным боком, оставил после себя двух грудных младенцев. Как ты, наверное, знаешь, Эдмунд как король пришелся по вкусу англичанам, он был отважен и все такое прочее. Но всегда некстати, когда сыновья умершего короля вырастают в прежнем королевстве своего отца, и народ делает вывод, что… Так вот я спрашиваю, не мог бы ты взять их с собой к шведскому конунгу?

Ульф поразмыслил, прежде чем ответить. Король Олав, возможно, будет тоже не рад растить у себя королевских потомков. Пусть же им будет действительно долгая дорога в Англию, и еще длиннее — к ее королевскому трону.

— Как я понял, они еще младенцы, не так ли? — спросил он, чтобы выиграть время.

Король Кнут кивнул: им не больше года. Ульф понял: если бы мальчики оказались старше, то Кнут, вероятно, не стал бы «выдавать себя». А теперь он рискует получить прозвище Ирода, если прикажет убить младенцев, и об этом будут кричать в Раме…

— Ты передашь какое-нибудь послание для конунга Олава, если я возьму их с собой?

Кнут взглянул на свой перстень — четырехугольную печатку из янтаря.

— Я не буду горевать или упрекать шведского короля, если мальчики подрастут не намного, — ответил он и потер янтарь краешком своего плаща. Ульф причмокнул.

— Конунг Олав исповедует Христа…

— Как будто я не делаю то же самое!

— … ревностнее, чем многие другие, так что я боюсь, что он не решится на такое сложное дело. Но я, конечно же, возьму детей с собой. Я только не собираюсь лично менять им пеленки. У них нет матери, которая могла бы сопровождать их?

Кнут решил, что у Эальдгит есть еще дети от первого брака и, заботясь о них, она не захочет покинуть Англию.

На том и порешили. Эдвард и Эдмунд поедут в сопровождении кормилицы по морю в Швецию.

Как и предполагал Ульф, Олав Шведский был не особенно-то доволен тем, что ему на шею посадили двух английских принцев. Но вопреки ожиданиям короля Кнута, он отказался совершить за него это кровавое жертвоприношение. Вместе с тем Олав не хотел раздражать Кнута, особенно после того, как тот стал королем Дании и Норвегии, ведь между ними было достаточно распрей и помимо этих младенцев. Так что Олав нашел выход и послал детей к королю Болеславу в Польшу, тот все же приходился братом матери Кнута или как там еще…

Но и Болеслав не решился умертвить красивых мальчуганов, хотя из приветствий Кнута он понял, что от него ждут именно этого. Болеслав оставил их жить, пока сам не отошел к праотцам в 1025 году. На трон взошел Мечислав. Он отослал мальчиков дальше, к королю Стефану в Венгрию, — сестра Стефана была замужем за Болеславом. Там дети и выросли.

Через сорок лет Эдмунд вернулся в Англию, но внезапно умер сразу после прибытия…

Когда Ульф отплыл в Швецию с сыновьями Эдмунда Железнобокого, король Кнут приказал послать несколько своих дружинников в Девон. Его разведчики донесли, что бежавший было Эдви вернулся в Англию и укрывается теперь в монастыре.

142