Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 82

От Венты расходилось пять римских дорог, делавших сообщение в стране удобным и скорым. Но строителям Стены предстояло построить еще немало миль, пока Римская империя не рухнула и саксы не устремились вглубь страны.

Правда, теми же путями вторгались и англы, и юты, но в году 367 от Рождества Христова произошло великое саксонское вторжение в Англию. Перепрыгнем теперь через столетия битв между кельтами и саксами. Смешения рас «бриттов» с пришельцами, британских королей Уэссекса и короля Артура с его Круглым столом о двенадцати ножках; в 635 году король Кюнегильс принял христианство. Вента превратилась в Винтанкэстер. Но еще предстояло пройти немалому сроку, пока Винчестер не стал «всей Англии первостолицей». Эгберт первым сумел захватить власть надо всей Южной Англией после победы над королями Мерсии и Нортумбрии. На Уэссекский престол он воссел в 802 году и, после решения Витана, в том же Винчестере в 827 году провозгласил себя королем объединенного королевства, названного им же Англеланд.

Король Этельред Второй был потомком Эгберта в шестом поколении.

Мир при Эгберте оказался недолог. Уже с конца восьмого века норманны принялись вгрызаться в южное побережье Англии. В 860 году сгорел Саутгемптон, и норманны — или, как их чаще называли, датчане — поднялись вверх по Итчену и разграбили сам Винчестер. Череда следовавших друг за другом слабых королей — потомков Эгберта — не могла помешать датчанам наводнить большую часть Уэссекса и чувствовать там себя полными хозяевами.

Перемены произошли в правление короля Альфреда, названного за это Великим. Когда он пришел к власти в 871 году, положение казалось почти безнадежным. Но через семь лет датчане были разбиты, а мир восстановлен. Разумеется, Альфреду не удалось опрокинуть их в море со всех английских побережий, но он сумел-таки отодвинуть их на север, за дорогу Уотлинг, и удерживать там. Своим королем они, конечно, его и не думали считать, но все же признавали в его лице верховную власть.

В значительной мере успехи Альфреда объяснялись тем, что при нем было выстроено большое количество укреплений, прежде всего вдоль линии побережья, но также и внутри страны. Крепостные стены Винчестера стали при нем и выше, и крепче. А как только мир был завоеван, Альфред обратился к изящной архитектуре.

На острове посреди Итчена, к югу от крепости, он повелел построить дворец Вульфсей, ставший знаменитым по всей Европе благодаря процветавшим там различным искусствам. Палаты короля Эгберта тоже стояли на Вульфсей, но были сожжены датчанами. Вскоре рукав реки, разделявший город и остров, оказался перекрыт, и городской стеной стала западная стена дворца. С трех оставшихся сторон городские стены омывались водами реки. Похоже, именно эти стены удержали датчан от нападения в год приезда Эммы в Винчестер.

Все это познавала Эмма, прилежно, неделя за неделей. И узнавала также многое другое. Частые посещения кафедрального собора и трех монастырей по другую сторону западной стены дали ей немало, но еще больше — беседы с епископом Эльфеа, чья резиденция была при соборе. Любознательность королевы заставила епископа в конце концов поднять руки вверх, как воина, сдающегося на милость победителя:

— Я не имею об этом точных сведений, и к тому же на мне большая епархия. Хотя беседы наши приятны для меня, я все же смею просить тебя, королева, обратиться к кому-нибудь другому.

Но к кому? К монаху Йенсу? Епископ почесал бритый затылок и смиренно сложил холеные ладони. Или, может быть, он умывал руки? Настоятелю Йенса в Нью-Минстере было не по душе постоянное отсутствие брата, да и особая милость королевы к простому монаху рождала зависть у братии. И к тому же пошли слухи, будто Йенс не только учит королеву английскому языку…

Епископ поспешил снова изобразить смирение: сам он, конечно, не видел никого, кто бы верил в подобные слухи. Лучший способ положить им конец, по мнению Эльфеа, это позволить Йенсу продолжать обучать королеву. Но отношение епископа и аббата — дело тонкое: нехорошо, если он, Эльфеа, будет диктовать, что тому следует делать или думать. У епископа и так более чем достаточно власти.

Эмма поразилась и опечалилась. Кто мог поведать епископу о таких дурацких домыслах? Оскорбительных не только для Йенса-монаха, но и для нее самой! Она поговорит с аббатом — как бишь его?

Епископ Эльфеа изо всех сил принялся уговаривать Эмму не делать этого. Дескать, все потом обернется против самого же Йенса. Эльфеа обещал поразмыслить, кого бы можно было предложить Эмме в качестве «учителя истории». Хорошо бы этот человек сам добывал нужные ей сведения, но не все же так знают себя, как епископ Эльфеа, и, как он, не боятся признаться в собственном невежестве. Застигнутые врасплох вопросами королевы, они могут поторопиться с ответом и ввести ее в заблуждение.

Видимо, это призвано было означать, что Эмма слишком нажала на служителя церкви. Епископ вынужден признаться, что слышал, что на такого-то и такого-то произвело неприятное впечатление, когда королева явилась собственной персоной и стала задавать вопросы. Это мешает в каждодневной работе, надо надеяться, королева понимает?..

Разумеется, Эмма поняла и немного смутилась, — но не слишком.

— Я как-никак королева Англии, — парировала она. — И к тому же получила Винчестер в качестве свадебного подарка. Поэтому понятен мой особый интерес к этому городу и его истории. И я хочу все узнать теперь же! Нет ли в числе твоих ученых монахов-евнухов? Тогда бы удалось избежать разговоров!