Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 57

Отто свистнул, ему подвели лошадь.

— Догадка неплохая. Мы думаем одинаково. Ну, еще увидимся. Благословите меня, святой отец.

Я быстро перекрестил удаляющегося всадника и подумал: «Так ли прекрасен этот человек, как кажется?»

За время похоронных церемоний два приглашенных поэта сочинили множество панегириков, торжественных и хвалебных гимнов, песен и стихов и получили за эту работу безумно дорогие подарки из чистого золота, не говоря уже о том, что их поили, кормили и носили на руках в течение всех этих двух недель. Но сочинения их были беспомощны и безобразны. Слушать их было невозможно, переводить — стыдно. Они шпарили по-французски, гости из северных стран не понимали ни слова.

Б давние времена к язычникам непонятным образом тоже сумели пробраться какие-то проходимцы, предложившие сложить стихи о викингах. Ролло был горд и думал, что Нормандия стала так же знаменита, как Английские острова, и будет по заслугам прославлена. Поэты же, прежде всего, интересовались тем, сколько им заплатят и нагло утверждали, будто качество стихов зависит от их стоимости. Ролло щедро их одарил, побоявшись, что поэты рассердятся и станут плохо говорит о нем. Когда же сочинители попробовали переключиться на Вильгельма, то он, к великой моей радости, не проявил к ним никакого интереса и попросил их не присваивать себе прав Господа Бога, который единственный может оценивать поступки людей и их заслуги. Я подумал, что Вильгельм никогда не станет вести свои государственные дела так же неискренне, нечестно, лживо и льстиво, как пишут свои вирши эти стихоплеты.

Зато мы получили огромное удовольствие, послушав трубадуров из Прованса. Трубадуры и менестрели хороши были еще и тем, что из страны в страну переносили самые разнообразные известия, толки, пересуды и сплетни. Правда, за время их долгого пути новости изрядно устаревали и обрастали странными подробностями…

Глава X

Бретань, как обещано, была передана нормандцам в качестве контрибуционной земли, и бретонцы должны были поставлять победителям скот и зерно. Так продолжалось около двадцати лет. За это время Нормандия сумела полностью подчинить себе некоторые бретонские земли и даже установить там военную повинность. Как только бретонские графы Ален и Беранже вернулись к себе после погребения Ролло, они тут же послали в Руан гонца с коротким устным сообщением: «Бретань больше не подчиняется Нормандии». Вместо того, чтобы посылать написанный текст, гонцов часто заставляли заучивать послание наизусть. Это было удобно, во-первых, из соображений безопасности, а, во-вторых, при неблагоприятном повороте событий можно было сослаться на плохую память гонца или на то, что он перепутал текст. (Я такого способа не признавал и всегда четко излагал на бумаге все важные известия.) Гонец ускакал обратно, и Вильгельм пригласил меня для совета. Нельзя было сказать, что он был недоволен, — скорее удивлен.

— Почему же граф сам не сказал мне ни слова, когда разговаривал со мной?

— Наверное, он боялся, что после такого заявления не сможет спокойно вернуться к себе домой, — предположил я.

— Как это низко! Я всем гарантировал полную безопасность. Разве мог я осквернить предательством прощание с отцом?

— Пардон! — закричал я и поднял руки к небу. — Я не о тебе говорю. Я хочу, чтобы мы поставили себя на место бретонцев и попробовали понять, почему они так поступили. Ты же помнишь, бывали случаи. Харальд Лювва из Норвегии, например, сжигал своих гостей.

— Но я же не Харальд! Бретонские графы должны это знать, — Вильгельм несколько успокоился. — Давай поговорим о самом послании. Я хочу узнать твое мнение прежде, чем начну разговаривать с ярлами.

— Несмотря на его содержание, известие составлено в мирных тонах. Они, видимо, имеют в виду, что время контрибуционных выплат закончилось. Теперь они хотят жить независимо, под властью короля.

— Французский король свои права передал нам.

— Но не на вечные времена. Нормандия тогда не была такой благополучной и обеспеченной. Они обязались кормить нас только до тех пор, пока мы не встанем на ноги. А теперь? Бретонцы видят: страна расцвела, кругом изобилие, мы продаем в другие страны излишки зерна и скот.

Вильгельм задумался.

— Пожалуй, ты прав.

— Я не имею никакого права на собственное мнение. Я просто пытаюсь расшифровать бретонское послание. Видимо, дело не обошлось без короля. Он мечтает отобрать Бретань и сбросить нас в Ла-Манш, а сам этого сделать не может. Только мы все равно не будем ни советоваться с ним, ни следовать его советам, — ответил я быстро. — Будем бороться. Посмотрим, сможет ли король подкрепить внушительной военной силой весомость своих притязаний?

— Такое впечатление, что ты одновременно говоришь за двоих.

— Это называется диалектикой, — ответил я. — Аргумент и контраргумент. С одной стороны, у бретонцев есть право, а, с другой стороны, следует посмотреть, есть ли у них сила, чтобы защитить свое право.

— Продолжай, продолжай.

— Никто по-настоящему не знает, что такое Бретань. Графства Рен и Нант? Или границы проходит около Коуэснона и Рисля? Если мы позволим бретонцам самим выяснять, как обстоят дела, то будем вынуждены воевать до бесконечности, и в Нормандии не останется ни одного живого человека. Лучше просто-напросто самим установить границу.

Вильгельм сначала посмотрел на меня с беспокойством, потом начал смеяться.