Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей - Страница 203

203

Список можно было продолжить до бесконечности. И все же это еще не все строящиеся монастыри.

Был ли еще кто-нибудь, кроме архиепископа Этельнота, на ее стороне в эти дни несчастья? А что Альфива сделала для церкви? Насколько знала Эмма, ничего. Она даже не могла заставить своего сына как следует протрезветь и проснуться, чтобы пойти в церковь в праздник. И все равно его поддерживали епископы, друзья ярла Леофрика. Хотя те, что были с севера, должны были помнить благочестивость короля Кнута. Как он ездил молиться к раке святого Кутберта в Дарем: тогда король прошел босиком весь путь от Гармондсуэя, целых шесть английских миль…

Это иной, лучший способ использовать священную силу святого Кутберта, нежели клясться тайными удами святого!

И вот благодарность… Она, полная высокой печали вдова, сидит, словно бедная пленница, в Винчестере. Единственным везением в ее несчастье было то, что часть своих сокровищ она отдала на хранение купцу Симону в Лондоне. И все же этот негодяй Харальд выкрал много ее сокровищ, когда брал «государственную казну» из тайника Кнута. А какой он поднял шум из-за расписки, когда она стала утверждать, что та или иная вещь является ее или короля Кнута личной собственностью и должна быть, по крайней мере, законно передана признанным наследникам. Кому нужны эти расписки? Разве слова королевы не значат то же самое, что измаранный каракулями клочок пергамента?

По крайней мере, хорошо, что священником у нее был Стиганд. Он был ее новым Торкелем, хотя только в том смысле, что ездил по всей стране по ее поручениям, стоило ей только о них заикнуться. Вот как только что, когда он доставил известие от нее в Булонь графу Эсташу Второму. Бедняжка Года, оставшаяся с тремя маленькими необеспеченными детьми, должна же во второй раз удачно выйти замуж. И так славно получилось, что граф Эсташ тоже овдовел почти одновременно с ней. Эмма и ее родственники стали действовать. И посмотрите только, миссия дала свои плоды! Как только подойдет к концу год траура, Года станет графиней Булонской.

Хуже, что гонцы к Кнютте все время возвращаются обратно с пустыми руками. Наверное, Кнютте не хочет рисковать троном, которым он все равно владеет, ради того, чтобы приехать в Англию и вести борьбу, исход которой неясен. Напрасно Эмма и Годвин заверяли, что ему принадлежит не только Уэссекс; как только он ступит на землю Англии, ему достанется и вся остальная Англия. Кнютте, несмотря ни на что, был единственным законным наследником Кнута, и поддержка архиепископом Этельнотом прямого наследника должна была многое значить.

Ей самой лучше бы было поехать в Булонь или в Роскилле, чем убивать свои дни в Вульфсее в тщетном ожидании. Но она рассматривала свое собственное присутствие в Уэссексе как, может быть, единственную гарантию того, что, по крайней мере, эта часть страны управляется от имени Хардекнута. Стоит ей уехать, как Харальд и Альфива наверняка воспользуются этим в качестве предлога для того, чтобы и Уэссекс подчинить «наместнику». А про Эмму скажут, что раз она покинула страну, то тем самым отказалась от своего статуса. Пока она на месте, народ в Хемпшире и Суррее готов защитить ее и ее права. Пока что Эмма может рассчитывать на старое соперничество между Уэссексом и Мерсией. Самое худшее, что могли представить себе люди из Уэссекса, было необходимость подчиниться господам с севера.

Бесконечные размышления Эммы об одном и том же прервал священник Стиганд, вернувшийся из одного из своих походов.

Эмма страшно ему обрадовалась. Его радость, казалось, была не меньше. Он почтительно поцеловал ей руку и благословил ее, положа ладонь на ее вдовье покрывало.

Эмма еще раз должна была похвалить Стиганда за его успех в Булони. Стиганд поблагодарил с плохо скрываемой радостью. Поездка была удачной и для Стиганда, поскольку его пригласили в замок в Генте, где он встретился с графами Фландрии. Королева Эмма состояла в родстве с домом Бодуэна Железная Рука и хотела, чтобы родственники узнали, как с ней обошлись.

— У меня плохая новость, — сказал Стиганд. — Старый граф только что умер, правление перешло к его сыну — это, наверное, Бодуэн Пятый?

— Именно, — живо ответила Эмма, — хорошо, что старик, в конце концов, отошел с миром — ты не можешь поверить, какие в этой семье были отношения между отцом и сыном!

Да, Стиганд уже слышал это не раз и не два, а целых три, если не больше, и мог сам продолжить рассказ, но Эмма подробно познакомила его со всеми этапами этой родовой вражды.

Вторая жена Бодуэна Четвертого приходилась Эмме племянницей и мачехой новому графу Фландрии. Когда герцог Ричард Третий Нормандский, Эммин племянник, скончался в 1027 году, он был обручен с Аделью, дочерью короля Франции Роберта. А Бодуэн, можно сказать, похитил Адель для своего сына! Но стоило только молодому Бодуэну жениться на невесте моего племянника, как он поссорился со своим отцом и выгнал его. Бедняжка Бодуэн Четвертый нашел себе приют в Нормандии и сумел уговорить нового герцога, моего второго племянника, Роберта, помочь ему в борьбе с сыном. И довольно бесцеремонным образом вернул себе титул графа Фландрии, а молодому Бодуэну пришлось пока что довольствоваться титулом графа Лилльского. Теперь между отцом и сыном должен был воцариться мир, что и произошло. Но мне все равно было приятно услышать, что мой друг Бодуэн и моя подруга Адель наконец стали правящей графской четой во Фландрии. К тому же у них трое прелестных маленьких детей…

— Я все это знаю, — простонал священник Стиганд. — А теперь…

203