Имена некоторых епископов она уже знала и раньше. Старый Готебальд из Лунда. Одинкар из Рибе, тот, который совсем недавно посвящал в сан Гербранда из Роскилле в Кентербери… Нет, она отказывается запоминать остальные имена.
Всем было любопытно повидать королеву Эмму, уже однажды бывшую английской королевой и родом из Нормандии. Все были одинаково потрясены молодостью и красотой королевы, уже успевшей столько достичь. Члены тинга ожидали увидеть стареющую женщину. Но, конечно же, им было ясно: ведь совсем недавно она родила Кнуту ребенка. Сам молодой принц, которого она держала за руку, не старше шести лет и сразу видно, кто его отец.
Эмма свое лучшее платье со сверкающей вышивкой из Нуннаминстера. Пока Ульф читал королевское послание Кнута, мужчины больше смотрели на Эмму, чем слушали ярла. Во время чтения Эмма стояла, как ей и было положено, и мужчины не могли налюбоваться ею. Вот как должна выглядеть королева! А не как тролль или лесовичка, как та, что король привозил сюда в Данию несколько лет назад. Альфива, наверное, хороша в постели, она умеет даже скакать на лошади и ругаться, как берсерк. Но чтобы женщине добиться чести, занимать такое высокое положение, нужно быть такой, как эта королева!
Да, конечно же, все слушали то, что читал ярл Ульф, но лишь когда Эмма взяла слово — заговорив громко и ясно, да еще и на их собственном языке! — все действительно посчитали, что перед ними стоит следующий король Дании. Королева заставила его изящно поклониться членам тинга, и те ударили в свои щиты первыми подвернувшимися под руку предметами, поскольку свое оружие они вынуждены были оставить за дверью. Умно объяснила им стройная королева, что без их согласия и клятвы верности письмо короля Кнута не имеет никакой цены. Находчиво было и ее напоминание о том, что имя Хардекнут носил прадед короля Горма Старого.
А в это время королевское послание переходило из рук в руки. Многие глядели в него лишь для вида, поскольку читать не умели, а показать это боялись. Только когда письмо дошло до епископа Гербранда, оно надолго у него задержалось. Епископ позвал Ульфа.
— Это королевское послание не похоже на письма короля Кнута, которые я сам заверял, будучи в Англии, — сказал епископ мрачно. — Прежде всего не хватает свидетелей, есть лишь подпись самой королевы. Далее, подобные письма обычно пишутся на латыни. Мне не известно там ни одного писца, который знал бы датский.
— Вероятно, сейчас он приобрел одного такого, — ответил Ульф, — но об этом лучше может сказать Ее Королевское Величество. Что же касается латыни, то по собственному опыту я знаю, что короли еще до Кнута писали по-английски, обращаясь к своим соотечественникам, поскольку адресат — не духовное лицо. Поэтому меня радует, что король Кнут сейчас может писать и по-датски. Наконец, что касается содержания, то я сам могу поставить свое имя как свидетель, потому что я собственными ушами слышал именно такие его слова.
Эмма, выслушав разговор, вновь взяла слово.
— Насколько я понимаю, отсутствие подписей свидетелей под письмом короля, кроме моего собственного имени, вызывает у некоторых удивление. Вина в этом целиком и полностью моя. Решение о моей поездке в Данию было столь поспешно, что просто не успели вызвать большее количество свидетелей.
— Но если недостаточно свидетелей, — добавил Ульф, — то необходима королевская печать, а ее мы здесь видим. Кстати, я понимаю, почему король Кнут отказался от необходимости давать множеству неизвестным нам англичан чиркать на своем письме — во-первых, они не понимают датского, и, во-вторых, не имеют никакого отношения к делам Дании!
Эта его речь вызвала смех и одобрение. Епископ не захотел больше волновать прелестную королеву; он ведь тоже видел печать и посчитал ее достаточной. Хотя… Но мысли свои после этого молчаливого «хотя» высказывать не стал.
Итак, датский тинг присягнул королю Хардекнуту на верность и послушание; при условии, конечно, что тот не станет пользоваться королевской властью, прежде чем будет иметь право носить оружие, или если тинг не примет иного решения. С радостью услышали присутствовавшие и о том, что Хардекнут останется в Дании, дабы получить тут воспитание. Королева тоже может остаться здесь, посчитали многие.
— О Свейне, за которым Торкель присматривает там, в Сконе, мы ничего хорошего не слышали, — заметил хёвдинг с острова Фюн. — Так что, я считаю, этот выбор не только хорош, но и куда лучше прежнего.
Все зашикали на хёвдинга с Фюна и из-за начавшегося дождя устремились в огромный зал короля Харальда отпраздновать радостное событие. А о норвежской короне сказано ничего не было.
— Ну вот, — облегченно вздохнул Ульф, — все и обошлось, хоть и не совсем гладко. А теперь, я надеюсь, мне не придется напоминать о вознаграждении…
Эмме нравилось все, что она видела в Дании. Холмы острова Зеландии напоминали ей о южной Англии — удивительная страна! Роскилле немного разочаровал ее. Королевский замок она нашла уютным, а вот церковь к востоку за ней была маленькой и деревянной. Эмма-то ожидала увидеть собор! Ведь церковь эта сейчас — место захоронения датских королей со времен ее свекра.
С некой дрожью вошла она в церковь Пресвятой Троицы и походила между саркофагами и надгробьями. Ей хотелось знать, прибыл ли на свое место ее «подарок» или его расхитили во время долгого пути?..
Но она нашла его! Маленький гроб с останками Гуннхильд дочери Харальда. С трудом различала она руны, начертанные вдоль его длинной стороны, руны о дочери датского короля, убитой в Англии anno domini 1002.